— Конечно. Но вы молодец. Сразу хватаетесь за нужные моменты. Какой сексуальный опыт может быть у провинциального мальчика в городке, где все друг друга знают? Конечно, ничего у меня не было. Все мальчики обычно проходят стадию онанизма. Или у вас было иначе?
— Не помню, — сдержанно ответил Дронго.
— Все вы прекрасно помните, — возразил довольный профессор. — И, конечно, мне было очень нелегко. Вы читали воспоминания Андрона Кончаловского? Он там пишет, как отец помог ему с первым сексуальным образованием, нашел знакомую, которая занялась с ним оральным сексом. У меня не было ни такого отца, ни подобного опыта. И впервые с женщиной, вернее, с ее подобием, я встретился уже в институте.
— Почему с ее подобием?
— Нашли какую-то пьяницу на вокзале, — пожал плечами Короедов, — привезли к нам в общежитие. Если честно, мне было даже противно до нее дотрагиваться. У нас с ней был только оральный секс. Не буду лгать. Я все равно получил какое-то удовольствие, хотя подобный секс мог отвратить меня надолго от любой женщины, что и произошло уже позже. Кстати, моя супруга, которую вы вчера так усердно разыскивали, сразу после замужества заявила, что оральным сексом заниматься не будет. Это гадко и противоестественно. Если учесть, что, будучи моей лаборанткой, она делала это охотно и неплохо, то мне было очень обидно. Особенно учитывая мое положение. На этой почве у нас иногда случались размолвки.
— Вы сильный человек, — сказал Дронго, — не боитесь говорить о своих бывших проблемах, все вещи называете своими именами.
— Конечно, называю. В моем положении и лицемерить? Глупо и немного смешно.
— У вас были размолвки только на этой почве?
— Не только. Вы все сами прекрасно понимаете. В моем положении не приходилось быть особенно разборчивым. А она была женщина интересная и, должен признаться, очень привлекательная. К тому же она сразу четко наметила себе задачу — выйти за меня замуж. Что было, в общем, не очень сложно. Достаточно было несколько раз мне улыбнуться, несколько раз до меня дотронуться, потом еще несколько раз остаться со мной в лаборатории, занимаясь оральным сексом, и я сдался без боя. До Раисы у меня были в основном проститутки. Как вы понимаете, полноценно ухаживать за женщинами я не мог. Хотя у меня были две знакомые, с которыми я в молодости встречался. Но опыты получались очень неприятными и тягостными для обеих сторон.
— А после свадьбы ее словно подменили?
— Не нужно таким тоном, — недовольно ответил профессор, — не подменили. Но она почувствовала себя хозяйкой. Это уже не бедная лаборантка при профессоре, а законная супруга самого профессора. В общем, у меня не было иллюзий и до брака, а после брака их совсем не осталось. Когда я понял, что она мне изменяет, я решил разводиться.
— И потом вы ее убили?
— Это плод вашего буйного воображения, — добродушно усмехнулся Короедов, — конечно нет. Она умерла сама, в больнице, и я почти искренне ее оплакал. Вот и ответ на ваш вопрос.
— Может, поменяем тему и поговорим о нашем деле? — предложил Дронго.
— А мы об этом и говорим, — возразил Григорий Павлович, — говорим еще со вчерашнего дня. И все, что я сегодня вам рассказал, тоже относится к «нашему делу».
В комнату заглянула домработница.
— Я вам не нужна? — спросила она. — Я могу идти?
— Может, вы понадобитесь нашему гостю, — показал на Дронго профессор.
— Нет, — ответил Дронго, — вы мне не нужны. Большое вам спасибо за чай.
— Не за что. Я тогда пойду, Григорий Павлович. Ужин на плите.
— Спасибо, — кивнул профессор, — и захлопните за собой дверь.
Она вышла. Раздался звук закрываемой двери.
— Итак, — сказал Дронго, — я попытаюсь понять, что именно произошло. Конечно, вы не серийный маньяк и не убийца. Но вы знаете, кто помогает вам в создании подобных рукописей. Именно этот человек, который, возможно, не успел или не сумел получить такого качественного образования, как вы, создал первые две рукописи. Они были на дилетантском уровне, не выдерживали критики профессионалов. Там было много наивного и дилетантского. Тогда третью рукопись вы решили отредактировать. Вы неплохо над ней поработали, и там сразу чувствуется ваш стиль. Но она вызвала настоящий шок в издательстве. Свидетельство маньяка, приправленное таким циником, как вы. Просто гремучая смесь садизма и мизантропии, откровений душегуба и рассуждений человека, не верящего в человечество. Может, поэтому третья, четвертая и пятая рукописи получились столь интересными.
— Спасибо. Вы просто расточаете мне комплименты.
— Не вам, — возразил Дронго, — а вашему соавтору.
— Не хотите верить в мой литературный дар? — хитро улыбнулся Короедов.
— Не хочу. И не могу. Слишком разные люди создавали эти рукописи. Слишком непохожие друг на друга. И это было самой главной и, боюсь, единственной причиной, по которой вы так настаивали на краже рукописей из издательства. И их немедленном уничтожении. Вы справедливо просчитали, что, получив первые две рукописи, а затем все остальные, любой внимательный эксперт сразу обнаружит существенную разницу. И поэтому уговорили Убаеву через Василевскую вернуть эти рукописи вам.
— У вас такая буйная фантазия, что вам нужно создавать фантастические произведения. Никогда не пробовали?
— Нет, — ответил Дронго, — но всегда любил фантастику, в этом вы правы. Итак, у вас был некий соавтор, который и совершал эти серийные убийства, а потом рассказывал их вам с такими невероятными подробностями, которые невозможно придумать, а можно только воссоздать.