— Будем считать, что я согласился. — Труханов отключился первым.
Дронго подождал целых две минуты и затем перезвонил. Снова первый гудок, второй, третий, пятый. Наконец Труханов ответил.
— Он не успел мне ничего рассказать, но сказал, что вам можно доверять. Что вы хотите? Учтите, что я разрешаю вам задать только один вопрос.
— Мне нужен критик Бондаренков. Его номер мобильного, где он сейчас находится, как его можно найти.
— Это уже три вопроса. А я разрешил задать мне только один.
— Как мне его срочно найти?
— Он в отпуске, — ответил Труханов, — сейчас отдыхает где-то на юге.
— Это не ответ. Вы обещали ответить на мой вопрос. «Где-то на юге» — это очень неопределенно. Где именно я могу его найти?
— Я дам вам номер его мобильного. Можете сами с ним переговорить, — наконец согласился Труханов, — но учтите, что больше ничем я вам помочь не смогу.
— Спасибо. Вы меня просто выручите. Теперь я буду покупать и читать только вашу газету.
— А вы разве не делали этого до сих пор? — подозрительно спросил Труханов.
— Я просто обожаю вашу газету, но часто живу на юге, где ее не продают. Она туда не успевает дойти.
— На юге? — переспросил Труханов. — Смешно. Ладно, слушайте номер.
Он продиктовал номер. Дронго повторил.
— Надеюсь, больше я вам не нужен? — спросил Труханов.
— Спасибо. Вы меня очень выручили.
— Теперь наконец можете мне объяснить, в чем дело? Зачем он вам так срочно нужен?
— И даже теперь не смогу. Уйдет слишком много времени. Но если вы захотите, я обещаю рассказать вам все после того, как мы найдем преступника.
— Договорились, — согласился Труханов. Он был хорошим журналистом и интуитивно чувствовал сенсацию.
Дронго набрал номер. Только бы он ответил, думал про себя Дронго. Бондаренков ответил почти сразу.
— Добрый вечер, — сказал Дронго, — я знаю, что вы сейчас в отпуске и на отдыхе. Простите, что я вас беспокою. Но мне нужно обязательно уточнить у вас, где именно вы находитесь.
— Кто это говорит?
— Меня обычно называют Дронго. Я эксперт по вопросам преступности. Где вы сейчас находитесь?
— Если вы позвонили на мой телефон, то можете легко установить, где именно я сейчас нахожусь. А вам разве не известно, что я в отпуске?
— Я знаю, знаю. Мне нужно было установить, что с вами все в порядке. Скажите, вы не были в последние дни в Саратове или в Нижнем Новгороде?
— В Нижнем недавно был. А почему вы спрашиваете?
— А в Саратове?
— Почему вы спрашиваете?
— Где вы сейчас находитесь? Поймите, у меня очень важное дело.
— Я сейчас в Турции. В Анталье. Вам нужно назвать отель?
— Нет. Пока не нужно. Вы недавно опубликовали большую статью в «Литературной газете» про поэта Ивана Ивановича Передергина.
— Опубликовал. Ну и что?
— Поэтому я вам и звоню.
— Разве это преступление? — рассмеялся Бондаренков. — Я имею право выражать свое личное мнение. Или вы не знаете, что я литературный критик?
— Знаю. И знаю, что один из самых лучших. В таком случае объясните мне, как вы могли написать такую статью о Передергине. Я не так хорошо разбираюсь в поэзии, как вы, но даже у меня хватает знаний понять, что Передергин несколько недотягивает до Александра Сергеевича и даже уступает Вознесенскому или Ахмадулиной. А вы считаете иначе?
— Это мое личное дело.
— Теперь уже не совсем. Дело в том, что в издательстве Литературного фонда пропали рукописи, которые туда посылал опасный маньяк. И мы подозреваем всех сотрудников издательства. То, что один из самых известных критиков страны неожиданно написал такую комплиментарную статью о бывшем директоре леспромхоза, который к тому же занимается в издательстве Литфонда исключительно хозяйственными делами, мне кажется очень странным. Или вы полагаете иначе?
— Я вас совсем не понимаю. Даже если там пропали какие-то рукописи, какое это имеет отношение к моей статье?
— По нашим предположениям, рукописи в издательство высылал убийца, который является опасным маньяком. И ваша статья, после которой вы исчезли, вызвала много разговоров в литературных кругах. С чего бы это критику с таким безупречным вкусом опубликовать такую статью? Или вы попросили его об ответной услуге?
— Я не буду разговаривать на эту тему, — обиделся Бондаренков.
— Это очень важно, — не успокаивался Дронго, — я должен понять, что произошло. Иначе мы будем подозревать, что именно вы попросили его изъять рукописи из издательства в обмен на такую статью.
— Какая глупость, — начал злиться критик, — я вообще больше не хочу с вами разговаривать.
— Тогда послушайте меня, — сдерживая нетерпение, сказал Дронго. — Если вы в течение трех минут не сможете вразумительно объяснить мне причину появления этой статьи, то уже завтра утром в ваш отель прилетят сотрудники ФСБ, которые, во-первых, испортят вам отдых, во-вторых, заставят вас вернуться обратно в Москву и, в-третьих, сделают вас невыездным. На всю оставшуюся жизнь.
— Вы мне угрожаете?
— Нет. Я прошу вас мне помочь. Я видел этого Передергина и разговаривал с ним. Он такой же поэт, как я балерина. Чтобы вам было легче представить, как я танцую на пуантах, сообщаю вам, что мой вес приближается к центнеру. Итак, теперь вы мне верите?
— Вы не совсем понимаете, что происходит. Он действительно неплохой поэт…
— Уже теплее. Из вашей статьи я мог сделать категорический вывод, что он солнце российской поэзии. Теперь понимаю, что не совсем «солнце».